Над последней пьесой “Вишневый сад” Антон Павлович Чехов
работал очень тщательно. Он дважды переписывал ее, внося все новые
и новые изменения. Когда пьеса была окончена и отправлена из Ялты
в Москву, Чехова очень волновало и беспокоило ее общее истолкование
и состав исполнителей.
      О чем эта пьеса? Этот вопрос можно поставить перед ребятами  на
уроке после самостоятельного прочтения ими пьесы дома. Учитель
всегда должен уметь слушать и услышать мнение своих учеников и ни-
когда не навязывать свою точку зрения. Ведь литература учит прежде
всего думать. Это не собрание готовых застывших схем. Хочется вну-
шить учащимся, что автор - это собеседник, который приглашает к ин-
тересному разговору. В пьесе”Вишневый сад” Чехов стремился наибо-
лее полно высказать свой взгляд на русскую жизнь, на ее прошлое и на-
стоящее. А мы, люди, живущие по прошествии ста лет после написания
пьесы, можем иметь и свой взгляд на чеховское время, имея за плечами
горькую историю России 20 века.
     В прошлом - крепостническое хозяйство, телеги, на которых развози-
лась по городам вишня. Давно рухнуло это хозяйство - вот перед нами
живые реликвии феодальной старины, потерявшие после отмены кре-
постного права почву под ногами, - Раневская, Гаев, Пищик, Фирс.
Настоящему соответствует железная дорога, телеграф, разработка ес-
тественных богатств новым классом капиталистов. Этот класс представ-
ляет сын крепостного мужика, преуспевающий делец, растущий милли-
онер Лопахин. Будущее в пьесе символизирую две фигуры - Петя и
Аня. Трофимов зовет Аню к красоте будущего:”Я предчувствую сча-
стье, Аня, я уже вижу его...Вот оно, счастье, вот оно идет, подходит
все ближе и ближе, я уже слышу его шаги.”
     Чехов назвал”Вишневый сад” комедией.Он хотел, чтобы в зале
был смех над призрачным миром Гаевых-Раневских. Он требовал,
чтобы Раневскую обязательно играла”комическая старуха,” ему хоте-
лось, чтобы зритель ясно чувствовал водевильность страданий слезо-
точивых героев и слез, проливаемых ими.
     Но веселая комедия Чехову явно не удалась. В каждой строчке подс-
пудно чувствуется неудачная жизнь больного Чехова, живущего в отры-
ве от жены в большом, плохо отапливаемом ялтинском доме, когда зи-
мой стынут руки, и страстная тоска об иной, лучшей, счастливой жиз-
ни. Прав был Станиславский, когда ввел в комедию драматические
и даже трагедийные ноты.

  К.С.Станиславский писал: “Для меня”Вишневый сад” не коме-
дия, не фарс - а трагедия в первую очередь.” И он поставил пьесу
именно в таком драматическом ключе.
     Несмотря на шумный успех, постановка пьесы в январе 1904г.
не удовлетворила А.П.Чехова. “Одно могу сказать: сгубил мне
пьесу Станиславский,”- писал Чехов. Казалось бы, дело ясное:
пьеса настолько живой и многоплановый организм, что допускает
разные трактовки и прочтения, вплоть до полного отрицания ее
идеи и персонажей.
    И. А. Бунин, например, в своей статье о Чехове высказался так:
“Чехов,имевший весьма малое представление о дворянах помещиках,
о дворянских усадьбах, о их садах,...чуть ли не всех поголовно
пленял мнимой красотой своего” вишневого сада”...вопреки Чехову,
нигде не было в России садов сплошь вишневых: в помещичьих садах
бывали только части садов, иногда даже очень пространные, где росли
вишневые деревья, совсемм некрасивые, как известно, корявые, с мел-
кой листвой, с мелкими цветочками в пору цветения (вовсе не похожи-
ми на то, что так крупно, роскошно цветет как раз под самыми окнами
господского дома в Художественном театре); совсем невероятно к то-
му же, что Лопахин приказал рубить эти доходные деревья с таким
глупым нетерпением, не давши их бывшей владелице даже выехать
из дому: рубить так поспешно понадобилось Лопахину, очевидно,
лишь затем, что Чехов хотел дать возможность зрителям Художес-
твенного театра услышать стук топоров, воочию увидеть гибель дво-
рянской жизни, а Фирсу сказать под занавес:”Человека забыли...”
Этот Фирс довольно правдоподобен, но единственно потому, что тип
старого барского слуги уже сто раз был написан до Чехова. Осталь-
ное, повторяю, просто несносно. Гаев, подобно тому, как это делают
некоторые персонажи и в других пьесах Чехова, постоянно бормочет
среди разговора с кем-нибудь чепуху, будто бы играя на бильярде:
“Желтого в середину...Дуплет в угол...”
      Возможно, с точки зрения реалистической эстетики Бунин в чем -
то прав. Чисто вишневых садов, действительно, не бывает: бывают
фруктовые сады, где растут разные, в том числе и вишневые деревья.
Лопахин, будучи предпринимателем, не стал бы вырубать сад, ведь
с деревьями участки для дачников намного дороже и т.д.
      Но пьеса Чехова идет в театре уже сто лет, и критерии внешнего
правдоподобия вряд ли тут уместны.

     Но если рассмотреть пьесу с точки зрения эстетики театра
абсурда, то тогда многое можно объяснить. Несуществующий в
природе вишневый сад предстает как символ Родины, поэзии
лунных ночей, белых фигур с тонкими талиями, дворянских гнезд,
исчерпанность, изжитость которой с такой тоской выразил худож-
ник В.Э.Борисов-Мусатов. Дворянская культура давно стала
мертвой, превратилась в “многоуважаемый шкап,” к которому об-
ращается Гаев. Что идет на смену ей? Чехов, как гениальный худож-
ник, предчувствовал, что новый класс капиталистов с его частно-
собственническими инстинктами принесет народу много горя.
      Отсюда тревога обитателей чеховских пьес, похожая на звук
лопнувшей струны, словно на далекой шахте сорвалась бадья и,
может быть, кого-то убила. Чутье не подвело Чехова. Если бы он
только мог представить каким окажется двадцатый век? Сколько
крови будет пролито напрасно.
     Свои самые задушевные слова о красоте вишневого сада, о вере
в будущее, когда вся Россия будет как сад, Чехов вложил в уста
Пети Трофимова. Но слишком велика дистанция между величиной
замысла и ничтожеством фигуры “облезлого барина.” Петя не жи-
вет, он только собирается жить. Верную характеристику дает ему
Раневская:” Вам двадцать шесть лет или двадцать семь. А вы все
еще гимназист второго класса! ...Надо быть мужчиной...надо влюб-
ляться! Да, да! И у вас нет чистоты, а вы просто чистюлька, смешной
чудак, урод...” От этих слов Петя в ужасе. Но она права. Явно, Петя
не годится на роль”буревестника революции.” История двадцатого ве-
ка показала, к чему приводят идеи прекраснодушных мечтателей.
Они исчезают, как пыль, а на их место приходят жестокие, циничные
люди и начинают творить историю.
     Понятно, что такие падающие с лестницы люди, как Петя Трофимов,
Россию не переделают, а кромсать ее будут Лопахины, столь же необ-
разованные, недалекие, но с другой хваткой. Они готовы  на все ради
сиюминутной выгоды. Но эта фигура тоже вполне абсурдна. Ослеплен-
ный жаждой наживы, Лопахин не замечает живой жизни, текущей ми-
мо его. Он не решается сделать предложение женщине, которая ему
нравится, и обрести человеческое счастье. Он живет ради денег. Все,
что не приносит прибыли, не имеет для него значения. На этом фоне
значительно выгоднее смотрится бессребренник Петя Трофимов.
     Поступки всех героев неплепы, алогичны. В пьесах Чехова можно

найти зародыш того искусства абсурда, которое так бурно
расцветет в середине двадцатого века на Западе. Предтечей
театра абсурда иногда называют Даниила Хармса. Но с полным
основаним таковым можно назвать А. П. Чехова, хотя он не любил
и всячески открещивался от модернистов всех мастей.
      Искусство абсурда выросло из ощущения неблагополучия,
абсурдности человеческого существования. Герои пьесы англий-
ского драматурга Сэмюэля Беккета “В ожидании Годо” собирают-
ся куда-то пойти, но не двигаются с места. Они ждут какого-то ми-
фического Годо, непонятно что собою представляющего. Это очень
напоминает ситуацию “Трех сестер” Чехова, когда героини все вре-
мя ожидают поездки в Москву, но тоже не двигаются с места.
     Трагизм и абсурдность их жизни заключается в том, что никогда
и никуда они не поедут. “Три сестры”- пьеса о бесплотности, невы-
полнимости мечты и трагедии добрых и порядочных русских ин-
теллигентов, которые мечутся в поисках чего-то и не находят.
     В пьесах Чехова нет счастливых людей. Есть персонажи, пытаю-
щиеся быть оптимистами. Но это у них плохо получается. Их мечты
иллюзорны и никогда не сбываются. А.П. Чехов писал о не-
состоявшихся людях. Он себя тоже ощущал таковым, поэтому всегда,
помимо литературного труда занимался еще чем-то: построил шко-
лу в Мелихове, лечил больных, ездил на Сахалин, помогал бедным
больным чахоткой в Ялте. Но, к сожалению, герои чеховских пьес
никогда не работают. Они только говорят, что надо трудиться, при-
носить пользу. Они чувствуют колоссальную вину перед нищим, обо-
бранным народом, но не знают, что делать. Лев Толстой сам пахал
землю, а чеховские герои хотят отдать крестьянам свои старые фраки.
     Это ягоды одного поля. Все понимали абсурдность такой жизни
и предчувствовали перемены. Интеллигенция хотела перемен и пу-
галась их.Отсюда бездеятельность и пассивность.
    Вскоре сама история подсказала выход.В Сараево террористы
убили австрийского эрцгерцога Фердинанда. но найти зародыш того

искусства абсурда, которое так бурно
расцветет в середине двадцатого века на Западе. Предтечей
театра абсурда иногда называют Даниила Хармса. Но с полным
основаним таковым можно назвать А. П. Чехова, хотя он не любил
и всячески открещивался от модернистов всех мастей.
      Искусство абсурда выросло из ощущения неблагополучия,
абсурдности человеческого существования. Герои пьесы англий-
ского драматурга Сэмюэля Беккета “В ожидании Годо” собирают-
ся куда-то пойти, но не двигаются с места. Они ждут какого-то ми-
фического Годо, непонятно что собою представляющего. Это очень
напоминает ситуацию “Трех сестер” Чехова, когда героини все вре-
мя ожидают поездки в Москву, но тоже не двигаются с места.
     Трагизм и абсурдность их жизни заключается в том, что никогда
и никуда они не поедут. “Три сестры”- пьеса о бесплотности, невы-
полнимости мечты и трагедии добрых и порядочных русских ин-
теллигентов, которые мечутся в поисках чего-то и не находят.
     В пьесах Чехова нет счастливых людей. Есть персонажи, пытаю-
щиеся быть оптимистами. Но это у них плохо получается. Их мечты
иллюзорны и никогда не сбываются. А.П. Чехов писал о не-
состоявшихся людях. Он себя тоже ощущал таковым, поэтому всегда,
помимо литературного труда занимался еще чем-то: построил шко-
лу в Мелихове, лечил больных, ездил на Сахалин, помогал бедным
больным чахоткой в Ялте. Но, к сожалению, герои чеховских пьес
никогда не работают. Они только говорят, что надо трудиться, при-
носить пользу. Они чувствуют колоссальную вину перед нищим, обо-
бранным народом, но не знают, что делать. Лев Толстой сам пахал
землю, а чеховские герои хотят отдать крестьянам свои старые фраки.
     Это ягоды одного поля. Все понимали абсурдность такой жизни
и предчувствовали перемены. Интеллигенция хотела перемен и пу-
галась их.Отсюда бездеятельность и пассивность.
    Вскоре сама история подсказала выход.В Сараево террористы
убили австрийского эрцгерцога Фердинанда.Проще простого бы

бы выдать пойманного террориста, а заодно всю  его шайку обижен-
ной стороне -Австро-Венгрии, и на том завершить эту непригляд-
ную историю, но Белград отказался поступать столь сурово со свои-
ми “народными героями” и в ответ на жесткие требования выдать
убийц объявил мобилизацию.
      Российский Императорский совет принимает решение поддер-
ложать Сербию, даже не поставив в известность своих союзников Ве-
ликобританию и Францию. Австро-Венгрия после этого объявила
войну Сербии, Германия - Франции и России. Началось.
      А ведь проблема яйца выеденного не стоила. Да, собственно, о
ней вообще забыли. Здесь сработали такие факторы, как извечное
желание попользоваться тем, что плохо лежит, и столь же извечное
неумение правительств строить свою политику на созидании, а не
на разрушении. Вести войну гораздо проще, чем налаживать эконо-
мику.Все это было окрашено народным энтузиазмом. Русские свято
поверили в то, что истекающие кровью” балканские братья” с надеж-
дой смотрят на восток, где должно взойти солнце истинной свободы.
      В результате рухнула империя, царь был убит, на территории Рос-
сии был установлен восточный деспотический режим. По уровню
развития промышленности Россия скатилась с пятого места в конец
сотни стран, но больше всего поражают масштабы жертв. В Первую
мировую войну погибло двадцать миллионов человек. Из первой
выросла Вторая мировая война, в которой погибло уже пятьдесят пять
миллионов человек. Многие усомнились в разумности человеческой
цивилизации, если она приводит к таким жертвам. Человек -существо
нелепое, абсурдное. Возникло искусство, в котором абсурдными сред-
ствами выражалась абсурдность жизни. В чеховское время звук отор-
вавшейся бадьи был едва слышен, далек. Было только предчувствие
чего-то страшного, что в полной мере свалилось на головы последую-
щих поколений. Ужасы коллективизации, репрессии, голод - все это
возникнет в результате наивности и неспособности к делу Раневских,
Гаевых и Трофимовых. Инфантильность русской интеллигенции при-
вела Россию к катастрофе.

      Очень интересен способ, с помощью которого Чехов подчеркива-
ет несерьезность и абсурдность мира Гаевых-Раневских. Он окружа-
ет этих центральных героев боковыми персонажами, уже откровенно
фарсовыми, гротесково отражающими никчемность главных фигур.
     Горничная Дуняша говорит своему возлюбленному лакею Яше:
“Я стала тревожная, все беспокоюсь. Меня еще девочкой взяли к гос-
подам, я теперь отвыкла от простой жизни, и вот руки белые-белые,  

  Она бредит тем же самым, чем бредили когда-то они,- свидани-
ями при луне, нежными романами.
    В одинокой, нелепой, ненужной судьбе приживалки Шарлотты
Ивановны есть сходство с нелепой, ненужной судьбой Раневской.
Обе они относятся сами к себе как к чему-то непонятно-ненужному,
странному, и той и другой жизнь представляется туманной, неясной,
какой-то призрачной. Вот как говорит Шарлотта о себе:
   “Шарлотта (в раздумье). У меня нет настоящего паспорта, я не
знаю, сколько мне лет, и мне все кажется, что я молоденькая...
Я выросла, потом пошла в гувернантки. А откуда я и кто я - не знаю.
(Достает из кармана огурец и ест.) Ничего не знаю. Так хочется по-
говорить, а не с кем...Никого у меня нет...И кто я, зачем я, неизвестно.”
    Это невеселые высказывания, но ошиблась бы исполнительница
этой роли, если бы она окрасила весь образ Шарлотты Ивановны
грустью. Она увлекается фокусами, эксцентрикой. От призрачной
жизни, в которой все непонятно и алогично, в которой “только
кажется,что мы существуем,” Шарлотта уходит в еще более призрач-
ный, издевающийся над логикой мир эксцентрики. Отсюда этот
нелепый огурец посреди глубоких раздумий о жизни. Он мог бы
появиться в пьесах Бекккета и Ионеско во второй половине двад-
цатого столетия и был бы вполне уместен в драме абсурда.
    Раневская тоже “ не понимает  своей жизни,” как и Шарлотта,
и ей тоже “не с кем поговорить.”
    Как и  Шарлотте, Раневской тоже “все кажется, что она моло-
денькая,” и живет Раневская, как эксцентрическая приживалка
при жизни, ничего не понимая в ней.
      Замечательна шутовская фигура Епиходова. Со своими “двад-
цатью двумя несчастьями” он тоже представляет собой карикатуру
и на Гаева, и на Симеонова-Пищика, и на Петю Трофимова.
как у барышни. Нежная стала, такая деликатная, благородная, всего     

 Один из современных Чехову критиков правильно указывал,
что “Вишневый сад” - это “ пьеса недотепов.” Но Епиходов -душа
всякого недотепства. И у Гаева, и у Симеонова-Пищика тоже пос-
тоянные “двадцать два несчастья.” Как и у Епиходова, у них ничего
не выходит из всех их намерений, их на каждом шагу преследуют
неудачи.
      И.Бунина возмущал тот факт, что Гаев ни к селу ни к городу
повторяет, как сумасшедший: “Желтого дуплетом в середину...”
боюсь. Страшно так. И если вы, Яша, обманете меня, то я не знаю,
что будет с моими нервами.”
     Дуняша - пародия на тонкие фигуры с хрупкими нервами, давно
отжившие свой век.
        Но Гаев - это большой ребенок, которому уже за пятьдесят.
Это фигура нелепая, алогичная, поэтому и слова его полностью
соответствуют его характеру, в котором органически сочетаются
склонность к шутовству, недержание речи, патологическая лень и
неспособность к труду.
       Симеонов-Пищик, постоянно находящийся на грани полного
банкротства и, запыхавшись, бегающий по всем знакомым с прось-
бой дать денег взаймы, тоже представляет собой сплошные “двад-
цать два несчастья.” Симеонов-Пищик - человек, “живущий в долг,”
как говорит Петя Трофимов о Гаеве и Раневской.
      Все эти ничтожные люди с их чудачествами живут за счет народа.
Недаром странный звук лопнувшей струны прозвучал в чеховской
пьесе два раза. Ведь терпение народа - это натянутая струна.
      Не услышали! Пришли большевики и вымели их из России, как
ненужный сор. Возникает вопрос, почему В.И.Ленин, будучи обра-
зованным человеком, так не любил интеллигенцию и предпочитал
ей откровенных уголовников. Потому что знал, из какого рыхлого
теста сделаны эти Гаевы, Епиходовы и даже Трофимовы. И стали
они дворниками, таксистами, лакеями на чужой земле. Это в лучшем
случае. Раневские поехали в Париж и Ниццу уже не жизнью жуировать,
а делать кладбищенские цветы, чтобы как-то прокормиться.
     В пьесе “Вишневый сад” звучит постоянная чеховская грусть о
пропадающей напрасно красоте. У Чехова сад - это вся Россия, кото-
рую губят жалкие, недалекие люди.
     Очень хорошо говорит Петя Трофимов:” Подумайте, Аня, ваш дед,
прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми ду-
шами, и неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого
ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите
голосов...Владеть живыми душами - ведь это переродило всех вас, жив-
ших раньше и теперь живущих, так что ваша мать, вы, дядя уже не за-
мечаете, что вы живете в долг, на чужой счет, на счет тех людей, кото-
рых вы не пускаете дальше передней...Ведь так ясно, чтобы начать жить
в настоящем, надо сначала искупить наше прошлое, покончить с ним...”
      Конец прошлому! В этом пафос пьесы.
      Дворяне могли быть жестокими, как Салтычиха, добрыми и смеш-
ными, как Раневская, но их объективная сущность оставалась одной
и той же. У одних - свирепость, у других - детская безответственность,
порхание по жизни, - но неизвестно, что “лучше” и что страшнее.     

А.М. Горький сказал устами одного из персонажей “Жизни
Клима Самгина,” что революция направлена против безответ-
ственных.”
      Лакей Яша оказывается подлинной душой паразитизма Га-
вых и Раневских, трезвой истиной всей их жизни, их отношения
к людям. Яша развратился именно от соприкосновения с бар-
ской жизнью. Эти господа все такие нежные, деликатные, с таки-
ми чуткими, тревожными, изысканными душами. Как бы поко-
робили их хамские слова Яши, которые он говорит старому
Фирсу:”Надоел ты, дед. (Зевает.) Хоть бы ты поскорее подох.”
      Раневская с Гаевым не могли бы сказать такую отвратитель-
ную грубость. Но, однако, эти Яшины слова - объективная истина
всего их поведения, всей сущности их жизни, их отношения  к ста-
рику, всю жизнь трудившемуся на них. Они оставляют его одного,
больного, в наглухо заколоченном доме, как ненужную вещь. Ос-
тавляют, выражаясь на гнусном лакейском языке Яши, “подыхать.”
      Конечно, они делают это не по жестокости, а по обычной своей
безалаберности, безответственности, рассеянности и барской небреж-
ности. Но ведь истина остается истиной, и людей судят не по их сло-
вам, а по их делам. Фактически, они совершают убийство. И даже
Аня, мечтающая переделать Россию, не смогла сделать такую малость:
помочь бедному старику. Как могла она с ее умом довериться холую
и хаму Яше, думающему только о своей выгоде. Это тоже своего рода
двойник Лопахина. Как Достоевский не мог принять будущую гар-
монию мира, если в основании лежит хоть одна слезинка невинного
ребенка, так не мог простить Чехов слезинки забытого старика.
     Сегодня они пожертвовали Фирсом, а завтра отдадут на растерзание
Сталину весь русский народ. И погибнут в коллективизациях, инду-
стриализациях, репрессиях уже миллионы ни в чем  ни повинных
людей. Будут слезы убитых матерей, детей, стариков, но уже не на
бумаге в романах и пьесах, а в жизни. Нигде и никогда в истории
не было столько преступлений против собственного народа!
     Этот абсурд  был не только в пьесах Чехова, он постоянно присут-
ствовал в его жизни. Эта нелепая поезка на остров Сахалин в зените
славы, которая унесла так много здоровья Чехова. Потом этот нелепый

брак с Ольгой Книппер, окотором И.Бунин написал:"Да это самоубийство!

Хуже Сахалина." В своем очерке "О Чехове" И. Бунин вспоминает:"Ежедневно

по вечерам  я заходил к Чехову, оставался иногда унего до трех-четырех
часов утра, то есть до возвращения Ольги Леонардовны  домой...
За ней заезжал Немирович во фраке, пахнущий сигарами и дорогим
одеколоном, а она, в вечернем туалете, надушеннаая, красивая, моло-
дая, подходила к мужу со словами:
     -Не скучай без меня, Дусик...
      Часа в четыре, а иногда и совсем под утро возвращалась, пахнущая
вином и духами:
     -Что же ты не спишь, дуся?... Тебе вредно.”
      Ранее такую женщину Чехов описал в рассказе “Попрыгунья.”
      Он сам  в одном из писем сказал:” Особенных перемен нет ни-
каких. Впрочем, я женился. Но в мои годы это даже как-то не заметно,-
точно лысинка на голове.”
      Абсурд не оставил его и после смерти. Мать Чехова получила от
 него в Ялте, в конце июня, радостное письмо, где были такие слова:
“Дела мои по части здравия пошли на поправку по-настоящему.”
С этим письмом она радостно встретила своего младшего сына, кото-
рый знал уже о смерти брата... А тело Чехова привезли в Россию в
вагоне для устриц...
     В заключение хочется сделать некоторые выводы. Единицей чехов-
ской драмы, ее атомом. является не идея, как у Достоевского, не тип,
как в “натуральной школе”, не характер, как у Толстого, а просто - лич-
ность, цельный человек, про которого ничего определенного сказать
нельзя: он абсурден, так как необъясним.
     По сути каждый его персонаж -эмбрион сюрреализма, дадаизма,
абсурдизма и прочих -измов. В нем, как в ядерном заряде, сконденси-
рован абсурд повседневного существования. Кафка, Беккет, Ионеско,
Дали, Бунюэль эту бомбу взорвали. Но чеховские персонажи не пере-
растали границ жизнеподобия. В этой их свернутости и заключается
их огромная сила воздействия. Люди ходят на чеховские спектакли,
потомучто видят частицу себя, свои утраченные иллюзии. В жизни
каждого человека хватает абсурда.
    Произвольность, неповторимость, индивидуальность чеховских
героев - внешнее выражение той свободы, которая дошла до предела,
сделав жизнь невыносимой: никто никого не понимает, мир распался,
связи бессодержательны, человек заключен в стеклянную скорлупу
одиночества. Чеховский диалог превращается в перемежающиеся мо-
нологи, в набор безадресных реплик.    Такая свобода - тяжкое бремя.

От нее мечтают избавиться. Отсюда
постоянный рефрен: надо трудиться. Чеховские герои мечутся по сцене

в поисках роли. Они жаждут
избавиться от своей никчемности, от мучительной свободы быть
никем, от необходимости просто жить, а не строить жизнь.
       Из свободного и потому лишнего человека они хотят превра-
титься в кого-то: телеграфиста, учительницу, банковского служа-
щего, хотя бы в жену.
      -Лучше быть простой лошадью, только бы работать. (”Три сестры”)
      К людям, ищущим свое место в жизни, относятся лучшие персо-
нажи чеховских драм. С ними он связывает свой взгляд на будущее
России. Это Петя и Аня в “Вишневом саде”, хотя и они, как указы-
валось выше,  не лишены недостатков. Другие же, такие как Гаев,
Раневская, Епиходов все глубже погружаются в болото своей ник-
чемности, вялости и морального релятивизма. Они жалко плетутся
в конце шеренги “лишних людей” русской литературы.
      Онегины и Печорины - красивые, полнокровные, интересные,
всех в себя влюбляющие - превратились у Чехова в жалких
и ничтожных Симеоновых-Пищиков.
      Тревожное ощущение пограничности бытия присутствет в дра-
матургии Чехова. Ему хотелось верить, что Россия рано или позд-
но превратится в прекрасный сад, но, как гениального художника,
его беспокоило то, что будет с этими людьми в будущей жизни.
     Возможно, он предчувствовал то время, когда от человека ос-
танется только номер Щ-854, который А.И.Солженицын дал сво-
ему лагерному герою.
     А.П.Чехов звал своих героев в светлое будущее, пытался раз-
будить совесть сытых. Не услышали, все так же мельтешили в сво-
ей глупой, абсурдной жизни. Сытый голодному не товарищ!
    Зато потом расплатились сполна за свою легкомысленность
и недальновидность.