Официальный сайт osinform 24/7/365

Вы не зарегистрированы

Авторизация



Это интересно. Рассказы о птицах.

Данные об авторе
Автор(ы): 
Подобрала материал - Максимова Нина Николаевна.
Место работы, должность: 

МБДОУ «Детский сад № 11комбинированного вида» город Гатчина Ленинградской обл.                                                                                   

Регион: 
Город Москва
Характеристики урока (занятия)
Уровень образования: 
дошкольное образование
Целевая аудитория: 
Воспитатель
Целевая аудитория: 
Методист
Целевая аудитория: 
Родитель
Предмет(ы): 
Природоведение
Предмет(ы): 
Экология
Тип урока: 
Урок изучения и первичного закрепления новых знаний
Краткое описание: 
<p>От прилёта зябликов до кукушки&nbsp; проходит&nbsp; вся краса на&shy;шей весны, тончайшая и сложная, как причудливое сплетение</p> <p>ветвей неодетой берёзы</p>

Это интересно.  РАССКАЗЫ О ПТИЦАХ.

М. Пришвин  «ПРИЛЁТ ЗЯБЛИКОВ»

От прилёта зябликов до кукушки  проходит  вся краса на­шей весны, тончайшая и сложная, как причудливое сплетение ветвей неодетой берёзы. За это время растает снег, умчатся во­ды, зазеленеет и покроется пер­выми, самыми нам дорогими цветами земля/потрескаются смо­листые почки на тополях, рас­кроются ароматные клейкие зелё­ные листики, и тут прилетает кукушка. Тогда только, после всего прекрасного, все скажут: „Началась весна, какая пре­лесть!.."

                                                                                  

М. Пришвин  «ЦВЕТУТ БЕРЁЗКИ»

Когда старые  берёзы   цветут и золотистые серёжки скрывают

от нас наверху уже раскрытые маленькие листья, внизу на молодых везде видишь ярко - зелёные листики величиной с дождевую каплю, но всё-таки весь лес ещё серый или шо­коладный — вот тогда встречается черёмуха и поражает: до чего же листья её на сером кажутся большими и яркими. Бутоны черёмухи уже готовы. Кукушка поёт самым сочным голосом. Соловей учится, настраивается. Чертова тёща, и та в это время очаровательна, потому что не поднялась ещё со своими колючками, а лежит на земле большой, красивой звез­дой. Из-под чёрной лесной воды выбиваются и тут же над водой раскрываются ядовито-жёлтые цветы.

                                                                                                             

В. Бианки «ЛЕСНОЙ ХОР»

На утренних и вечерних зорях все лесные жители поют и играют, кто на чём и как умеет. Тут услышишь и звонкие голоса, и скрипку, и барабаны, и флейту, и лай, и кашель, и вой и писк, и уханье, и жужжанье, и урчанье, и кваканье.

Звонкими, чистыми голосами поют зяблики, соловьи, певчие дрозды. Барабанят дятлы. Свистят флейтой иволги и малень­кие дрозды-белобровики. Лают лисица и белая куропатка, кашляет козуля. Воет волк. Хохочет сова-неясыть. Ухает фи­лин. Жужжат шмели и пчёлы. Урчат и квакают лягушки.

Никто не смущается, если у него нет голоса. Каждый  вы­бирает себе музыкальный инструмент по своему вкусу.

Дятлы отыскивают звонкие сухие сучья. Это у них — бара­бан. А вместо палочек у них отличный крепкий нос.

Рыжая цапля - выпь ткнёт свой длинный клюв в воду да как дунет — бултыхнёт вода, по всему озеру гул, словно бык проревел.

А бекас - тот даже хвостом умудряется петь; взовьётся ввысь да вниз головой оттуда с распущенным хвостом. В хвосте у него ветер гудит — ни дать, ни взять, барашек блеет над лесом!

Вот какой хор в лесу.

 

 

                                                                                                                

В. Бианки  «ИГРЫ И ПЛЯСКИ»

Каждый празднует весну по-своему, но веселее всего смо­треть на птиц.

Журавли устраивают танцы на болоте. Соберутся в кружок, и вот один или двое выходят на серёдку и начинают припля­сывать.                                          

Сперва ничего — только подпрыгивают долгими ногами. Дальше  -  больше; пускаются в широкий пляс и такие коленца выкидывают, - помрёшь со смеху! И кружатся, и прыгают, и вприсядку - ну, точь-в-точь трепака откалывают на ходулях!

А у хищных птиц игры и пляски в воздухе.

Особенно отличаются  соколы. Они подымаются под самые облака и  там показывают  чудеса ловкости. То, разом сложив крылья, с головокружительной высоты камнем летят вниз. Над самой землёй раскинут крылья, широкий круг дадут и снова взмоют ввысь. То застынут высоко-высоко над землёй и висят с распростёртыми крыльями, как на ниточке подвешен­ные к облакам. То вдруг примутся кувыркаться в воздухе через голову, как настоящие небесные клоуны, турманом-тур­маном падают к земле, выкидывают „мёртвые петли", кружатся, крыльями плещут.

 

И. Сергеев  «СКАЗКА О СОЛОВЬЕ»

Соловьи в пустыне не поют — это известно всем.

Наш городок стоял не в пустыне, а довольно далеко от неё,— в гладкой, как ладонь, степи, на берегу Сухоречки.  Но соловьи здесь тоже не водились. Этих пташек мы знали только по картинкам да по басне Крылова, где соловей и щёлкал, и свистал

На тысячу ладов, тянул, переливался;

То нежно он ослабевал

И томной вдалеке свирелью отдавался,

То мелкой дробью вдруг по роще рассыпался...

Басня нам нравилась, но мы понятия не имели о том, как эта птичка щёлкает, свищет, переливается и прочее. Не пред­ставляли мы себе и рощи, где могла рассыпаться какая-то со­ловьиная дробь. Рощ у нас не было и в помине. На весь городок росло одно единственное дерево — старый тополь во дворе исполкома. Тополь наполовину высох, и серая зелень торчала на нём клочьями, как шерсть на облезлом верблюде.

Летом над городком висели тучи горячей пыли, в пяти шагах нельзя было увидеть человека, солнце походило на рас­калённый пятак, и мы смотрели на него, ничуть даже не при­щуриваясь.

А зимой кружились в степи мутные бураны. В эту пору не то что за пять шагов, но и за два шага не было видно ни зги. Учительница Ксения Петровна говорила, что „зга* значит ко­лечко на дуге, к которому привязывают колокольчик. Ксения Петровна объясняла много непонятных слов, а то, чего она не знала, подробно растолковывал нам сторож исполкома Гурий Липатыч. Было ему лет девяносто, а то и сто. Он на любой вопрос отвечал. За девяносто лет, конечно, многому можно научиться. Поэтому, как что попадалось непонятное, ребята тут же бежали к Липатычу.

Новому человеку наши места казались унылыми. Сейчас я понимаю, что так оно и было, но тогда мы обижались, если какой-нибудь приезжий говорил:

—  Ну и скучно вы живёте! Ни деревца, ни воды...

—  Почему   скучно?— спорили   мы,— Обыкновенно   живём. Это вам просто не повезло. Вы не тогда приехали. Вот если бы весной, так у нас в Сухоречке воды через край, и степь, как изумруд, зелёная, и цветов уйма: тюльпаны, маки, пионы...

Мы помалкивали, конечно, что такая весёлая жизнь длилась всего две-три недели, а затем наступал зной. Из пустыни дул горячий ветер — суховей. Цветы никли, трава выгорала, стеш, становилась жёлтой, колючей, и овцы переходили речку, не замочив копыт. Вода бежала уже где-то под камнями и там чуть-чуть поблёскивала.

Вот точно такой же разговор про скучную жизнь вели мы с москвичом Петей Вороновым. Он приехал к нам в городок надолго, так как собирался кончать здесь школу-десятилетку, и поступил в наш, третий класс. Петя рассказывал нам о Мо­скве, а ребята сидели и время от времени ахали.

Но однажды он начал плести такое, что мы даже застес­нялись.

А сказал нам Петя вот что:

—  Скоро жизнь у вас пойдёт другая. Вот как только папа разведёт здесь лес...

—  Какой лес?—закричали мы.

—  Обыкновенный лес,— продолжал Петя.— Деревья разные. Тут мы стали его подзадоривать:

—  Ты ещё скажи: вишни, мол, яблоки, груши, абрикосы...

—  Ну да,—говорит он.—Так и скажу: вишни, яблоки...

И так нам стало обидно, что побежали мы тут же к Липа­тычу, а Пете вруну даже „до свидания" не сказали.

Липатыч сидел во дворе исполкома и, слушая нас, курил свою вечную трубочку-носогрейку.

-— Человек, ежели захочет, всегда добьётся,— неопреде­лённо сказал он.

—  Значит, и лес в степи может развести?—не выдержал я.

—   Погоди, малец,—поморщился Липатыч,— ты меня не перебивай. Так вот: всего добьётся. Но в природе всё по закону расписано. Леса  там   растут,   где вода да прохлада. А южней лесов степи  начинаются.  Дальше,  значит, где жара да сушь, откуда к нам суховеи дуют, пустыни  пойдут, а за ними горы или море-окиян. И  супротив  природы не попрёшь. На нашей земле, кроме телеграфных столбов, ничего не вырастет.

—  А тополь?— возразили мы.

—  Ну что ж тополь... —хмыкнул Липатыч.— Один в поле -не воин. За  сто  лет  только  один   тополь и вырос. Да и тот, должно быть, какой-то ненормальный.

И он жалостно поглядел на высокую метлу с клочьями пыльной зелени.

Мы тоже посмотрели на тополь, вздохнули и подумали, что Липатыч, должно быть, прав.

Но Ксения Петровна рассердилась и на нас, и на Липатыча.

—  Вы должны запомнить,—говорила она:—если лес чело­веку нужен, он его вырастит.

И тут мы узнали, что лес большую пользу нам приносит. Без него, оказывается, реки мелеют, земля портится, горячий ветер зерно выдувает. А если на пути суховея  поставить зелёные заборы из деревьев, то ветер ударится об эту преграду, задержится и ослабеет. Мы узнали, что деревья  влагу  хранят, что снег под деревьями да под кустами не так скоро тает, и земля становится уже не такая сухая, и на ней действительно яблоня или даже абрикос может вырасти.

Вот так-так! Выходит, зря мы Петю обидели.

А вскоре пришлось мне покинуть родные места потому, что отца перевели на работу в волжский город Вольск. Тут только я понял, что это такое, когда говорят: „город утопает в зе­лени". Здесь же в городском саду услышал я соловья и пожа­лел своих дальних ребят-товарищей. Даже письмо им написал о том. как соловей поёт. Слов для этого у меня было мало­вато, и я призанял их у дедушки Крылова.

Ребята мне ответили. В нашем городке всё было по-старому. Писали мне, что деревьев в городе ещё нет, что вместо соловьев по-прежнему свистят в степи суслики, что старый тополь живёт-поскрипывает, а Липатыч сердится и говорит, что время пошло ненормальное: раньше, мол, старики сказки рассказывали, а сей­час наоборот пошло: молодые — старым.

За шесть лет, что прожили мы в Вольске, я только одно  письмо и получил. И сам больше не писал. Город новый, товарищи новые, не до писем было... Мало-помалу стал я забы­вать родной городок.

А когда переходил я в восьмой класс, отец мне и говорит:

— Хочешь, Сергей, на родину съездить? Я туда на несколько дней отправляюсь. Интересно посмотреть, как наш городок поживает.

Мы вышли из вагона. Странная прохлада охватила нас, и сквозь сладкую дрёму издалека дошёл до меня глуховатый голос отцу:

—   Пойдём пешком, Сергей. Поглядим, каким он стал, наш родной городок.

Тёмная аллея повела нас от станции в глубь какого-то сада. Сквозь чёрные ветви деревьев блеснула голубая полоска — это было озеро. Большая серебряная луна отражалась на нём, как в зеркале.... И я вдруг испугался: вдруг всё это сон, вдруг я проснусь — и всё исчезнет...

И я тихо сказал отцу:

—   Не торопись, ты меня разбудишь.

А отец засмеялся, но тоже тихо ответил:

—   Ты думаешь — это сон? Это не сон, а самая   настоящая явь. Слушай! — и он сжал мою руку.

И тут я услышал чудесную соловьиную трель, затем раз­дался нежный переливчатый свист, похожий на звуки флейты, щёлканье, и певучий поток будто полетел с огромной высоты по хрустальным ступенькам.

— Слушай, Сергей,— снова донёсся до меня сквозь соловь­иное щёлканье отцовский голос: — это соловьи.., Ты не услы­шишь их уже до будущего года...

Утром, проснувшись от давно знакомого резкого степного солнца, я подошёл к окну, распахнул его настежь и увидел широкую площадь родного городка. В самом центре площади зеленел небольшой скверик. А за ним стоял знакомый дом исполкома, окружённый чёрными свечами тополей. Среди них тянулся к небу высокий, тощий, почти совсем без зелени,

старый тополь.

Днём всё выглядело немножко не так, как ночью. И деревья были не такие  пышные, тонкий  слой  степной пыли покрывал листву. Всё было по-другому: школа, где я учился, стала будто поменьше, Ксения Петровна казалась не такой строгой, и мои товарищи   стали   почти   взрослыми. А  Петя  Воронов, должно быть, давно позабыл о том, как мы не  верили ему и думали, что он нас  обманывает. Ребята  рассказывали мне, как вместе со всеми запрудили они Сухоречку, как сажали лесные полосы— деревья и кустарники. Зелёным щитом прикрыли они городок и землю вокруг него от горячих ветров.

—  А яблоки у вас тут растут?— спросил я, вспомнив нашу

первую ссору с Петей.

—  Вот тут ты рановато приехал, Серёжа,—засмеялся он.— Но осенью можешь попробовать яблочка. Мы соберём первый урожай в нашем школьном саду.

Сад зеленел позади школы. Меж деревьев стояли пчелиные ульи, и рядом с ними грелся на солнышке  старенький, седой

Гурий Липатыч.

—  Ему уже больше  ста. Ты  с ним  погромче, Сергей. Он

стал плохо слышать.

—  Здравствуйте,   Гурий  Липатыч! — закричал   я,   подходя

к нему.

Он пристально поглядел на меня слезящимися глазками.

—  Никак Серёжка?— нерешительно прошамкал Липатыч.—

Ишь какой вырос!

—  Нынче всё  растёт, Липатыч,—громко  сказал  я.—Даже леса в степи растут. И наш старый тополь уж не один воин в поле.

—  А что я говорил,— оживился Липатыч.—Я ж тебе гово­рил: человек, ежели захочет, всего добьётся. Он тебе землю-матушку   переворошит,   сады   в  пустынях   разведёт,   заместо суслика соловья свистеть заставит.

Мы с ребятами переглянулись, но Петя Воронов сказал тихо: , — Это ничего. Где ж ему всё запомнить. Хорошо, что он не забывает главного: человек всего добьётся, если захочет.

 

                                       

А. Клыков  НАШ СКВОРЧИК

Я работал в бригаде по посадке молодых деревьев на бе­регу Волги. Жил я в деревне, недалеко от Саратова, в доме

колхозника.

Из окна моей комнаты была видна полянка и на ней боль­шая берёза.

Утром мы с хозяином уходили на работу, а дома оставались его жена, маленький сын Женя и рыжий кот Маркизка.

Маркизка очень ловко охотился за воробьями. Лёжа на крыльце, он не раз видел, как слетались воробьи на корм, ко­торый бросали курам. И вот, как только хозяйка начинала кормить кур, Маркизка забирался в самую середину куриной стаи. Он прятался здесь, ожидая, пока на корм прилетят воробьи. Воробьи спускались на землю, подбирались поближе к курам, а кот, выпрыгнув из засады, хватал первого попав­шегося воробья. Поймает и принесёт на порог дома.

Кот был добрый и послушный. Бывало, скажешь ему:

—   Отдай, Маркиз, воробья!

Кот разожмёт зубы, отдаст. А когда возьмёшь у него во­робья, он только посмотрит на тебя грустными глазами, слов­но хочет сказать:

—  Нехорошо! Отнял у меня вкусного воробья...

С работы я возвращался домой к вечеру и после обеда часто играл на флейте в своей комнате. Женя приходил ко мне и слушал, как я играю. Ему очень нравилась песня „А ну-ка, песню нам пропой, весёлый ветер!", и он часто просил меня:

—   Посвистите мою любимую!

Я охотно исполнял его просьбу.

Весной прилетели скворцы. Они поселились в дупле боль­шой берёзы. Я видел, как хлопотали они, устраивая своё гнез­до. Птицы таскали в дупло перышки, сухую траву, листочки. А к вечеру скворец садился на ветку и, встряхивая крыльями,

начинал петь.

Я звал Женю, и мы тихонько устраивались на крылечке, чтобы послушать, как поёт скворчик. Он громко запевал свою песенку. Сначала слышалось что-то похожее на ржание жере­бёнка, потом на кваканье лягушки или щёлканье соловья.

Скворец ловко перенимал разные звуки, которые когда-нибудь слышал.

Следом за нами выходил на крыльцо и кот Маркизка. Лёжа около меня и внимательно смотрел на скворца.  Когда же  он  кончал петь и улетал, кот жмурил глаза и начинал дремать.

В мае у скворцов в дупле вывелись птенцы. Они громко пищали, когда родители приносили им в своих клювах червяков или майских жуков. Скворец теперь пел редко,— он был очень занят. С утра до вечера приходилось носить детям еду. Птенцы быстро росли и с каждым днём требовали всё больше и больше пищи.

Скоро под берёзой, где было гнездо скворцов, вся трава оказалась усыпанной крылышками майских жуков, как яич­ными скорлупками. Поймает скворец жука и сейчас же своим острым клювом стукнет по его спинке. Стук, стук! Это скво­рец отламывает твёрдые жучиные крылья. Ведь нельзя же дать молодому скворчонку целого жука! Птенец может пода­виться.

„Вот хорошо! —думал я.—Личинки майских жуков грызут молодые корни дубков и сосен. Они портят деревца, которые мы сажаем. Так пусть скворцы едят побольше вредных жуков! А мы сделаем много скворечников, и на следующую весну к нам прилетит большая стая скворцов. Они поедят всех жуков, червяков и гусениц",

Как-то раз летом вышли мы с Женей посмотреть на сквор­цов, а их уже нет! Выскочил за нами и кот, зевнул, потянул­ся, посмотрел на берёзу с пустым гнездом и ушёл в дом.

Теперь скворцы уже не прилетали к дуплу. Птенцы их вы­росли и улетели из гнезда на луга. Не надо было больше кор­мить их. Они научились сами добывать себе пищу.

Однажды, в конце лета, я возвращался домой через луга, заросшие высокой травой. Вдруг впереди что-то зашумело. Фррр! Это стая молодых сереньких скворцов сорвалась с места. Вспорхнули и скрылись из виду.

Пришёл я домой, а Женя спрашивает меня:

-  Где же скворцы? Говорю ему:

—  Молодые скворечники уже собрались от нас улетать.

—  Зачем? Куда?—добивается Женя.

—  На   зиму,   туда,   где   теплее  и   много   всякой   птичьей еды.   Ведь у нас, когда   придёт   зима и выпадет   снег, сквор­цам нечего есть — ни червяков, ни жуков не будет. Так ведь?

-  Так! А старые скворцы что делают?

—  Старые улетают от нас осенью, позднее  молодых, — от­вечаю я.

Пожелтели листья на берёзе.   Подул  холодный   ветер. Ни  мух, ни  комаров не видно.   Стали  перепадать   холодные   дожди.

Осенним утром, одеваясь, я вижу в окно —- под березой си-1ит Маркизка, Вдруг к дуплу подлетели два скворца. Скворчиха юркнула в дупло, а скворец сел на ветку, закинул чёрную головку и запел.

„Это он поёт свою прощальную песенку перед отлётом  «шумовку"— подумал я.

И надо же быть несчастью! Какая-то запоздалая бабочка, порхая над травой, подлетела к берёзе. Скворец камнем па­дает за ней, а кот мгновенно хватает скворца. Я бросаюсь из комнаты, выбегаю на крыльцо и кричу:

—  Не смей! Оставь! Нельзя!

Подбегаю к коту. Маркизка пластом лежит на земле. В лап­ках у него скворец.

—  Отдай! —кричу я и хватаю скворца.

Маркизка расстроен. Он укоризненно смотрит на меня. Я несу в дом скворца. У него повреждено крыло. Летать скво­рец не может.

При помощи Жениной мамы я сделал ему повязку на ра­неное крыло. Потом мы поместили скворца в лукошко, завя­зав его платком.

—   Придётся скворцу   зимовать у нас! Крыло  скоро не за­живёт,—сказал я Жене.—Надо   запастись   для   него кормом.

Прошло месяца полтора. Крыло у скворца зажило, Мы с Женей смастерили ему клетку. К людям скворечник скоро при­вык, но кота боялся.

Однажды, в первые дни, я увидел, как кот прыгнул на окно, где висела клетка со скворечником, Я тотчас схватил Маркизку за шиворот, опустил его на пол и сильно потрепал, пригова­ривая:

—  Не смей прыгать к скворцу! Не смей, а то поколочу!

С того раза кот, сидя посередине комнаты, только погля­дывал издали на скворца, но к клетке не подходил.

Скворчик не боялся нас. Он не метался в клетке и даже брал из рук корм. Мы давали ему сушёные муравьиные яйца, тёртую морковь, круто сваренную кашу и кусочки яблок. Чис­тая вода всегда стояла у него в клетке.

Наш случайный пленник радовал нас своим поведением. Он был всегда весёлый, живой, хлопотливый. Когда дни сделались длиннее и солнце чаще заглядывало в окна, скворечник стал ти­хонько говорить что-то на своём птичьем языке. Слышались звуки „мяу, мяу", что-то похожее на кудахтанье курицы, а иногда на щёлканье кнута. Скворец говорил всё это без пере­рыва, подряд. Он повторял всё, что слышал раньше за всю

свою жизнь на воле*

Когда я свистел на флейте  любимую песенку Жени, скворец прекращал свой разговор и тоже слушал, повернув голову в мою сторону,

Шла зима, месяц за месяцем. Днём мы работали, вечером отдыхали. К весне мы сколотили много скворечников. Нам хотелось, чтобы по - больше скворцов прилетело туда, где были посажены молодые деревья. В марте мы развесили сквореч­ники среди молодых дубков. А один скворечник, который мне помогал делать Женя, привязали на большую берёзу перед нашим домом.

Однажды, рано утром, я вышел из дома и увидел, что при­летели первые скворцы. Я тотчас вернулся домой, позвал Женю, взял клетку, и мы выпустили на волю нашего скворечника. Он вспорхнул, сел на ветку берёзы. Потом приподнял свои тём­ные блестящие крылья. Повертел головкой туда-сюда, погля­дел вокруг и быстро полетел к стайке скворцов. Я видел, как они, бегая по чёрной земле, оглядывали каждый кустик сухой травы, каждую ямку — искали еду. Их было много, и все они были похожи один на другого. Различить среди них нашего скворечника мы уже не могли. Неожиданно вся стайка вспорх­нула с земли.

Скворцы парочками полетели к скворечникам. Прилетали два скворца и к скворечнику на нашей берёзе. Скворчиха тот­час забралась внутрь домика.

А над нами, на сухом сучке берёзы, уселся скворец. По­вернувшись к солнцу, подняв голову, трепыхая крыльями, скворец выводит трель. Мы видим, как колеблется его горлышко.

И вдруг мы слышим в его песенке знакомый мотив:

„А ну-ка, песню нам пропой, весёлый ветер!"

Женя прыгает на одной ноге и радостно кричит:

— Это наш, наш скворчик!

Чтение отрывка из повести А. Толстого «ДЕТСТВО НИКИТЫ». 

На солнце нельзя было теперь взглянуть — лохматыми ослепительны­ми потоками оно лилось с вышины. По синему-синему небу плыли облака, словно кучи снега. Весенние ветерки пахнули свежей травой и птичьими гнездами.

Перед домом лопнули большие почки на душистых тополях, на припеке стонали куры. В саду, из разогретой земли, протыкая зелеными кочетками догнивающие листья, лезла трава, весь луг подернулся белыми и желтыми звездочками. С каждым днем прибывало птиц в саду. Забегали между ство­лами черные дрозды — ловкачи ходить пешком. В липах завелась иволга, большая птица, зеленая, с желтой, как золото, подпушкой на крыльях, — суетясь, свистела медовым голосом.

Как солнцу вставать, на всех крышах и скворечниках просыпались, заливались разными голосами скворцы, хрипели, насвистывали то соло­вьем, то жаворонком, то какими-то африканскими птицами, которых они наслушались за зиму за морем,  — пересмешничали, фальшивили ужасно. Сереньким платочком сквозь прозрачные березы пролетел дятел, садясь на ствол, оборачивался, дыбом поднимал красный хохолок.

И вот в воскресенье, в солнечное утро, в еще не просохших от росы дере­вьях, у пруда закуковала кукушка: печальным, одиноким, нежным голосом благословила всех, кто жил в саду, начиная от червяков:

— Живите, любите, будьте счастливы, ку-ку. А я уж одна проживу ни при  чем, ку-ку...

Весь сад слушал молча кукушку. Божьи коровки, птицы, всегда всем удивленные лягушки, сидевшие на животе, кто на дорожке, кто на ступень­ках балкона, — все загадали судьбу. Кукушка откуковала, и еще веселее зашумел лес листьями.


»  Tags for document:

Смотреть видео hd онлайн


Смотреть русское с разговорами видео

Online video HD

Видео скачать на телефон

Русские фильмы бесплатно

Full HD video online

Смотреть видео онлайн

Смотреть HD видео бесплатно

School смотреть онлайн